Грамматика как рефлекс, или Каждый из нас сам себе Павлов, хотя в чем-то и его собака

Написать статью об изучении английского языка для журнала Business Excellence — какая интересная задача. Давайте, дорогие коллеги, разбираться по порядку.
Что такое бизнес?

Написать статью об изучении английского языка для журнала Business Excellence — какая интересная задача. Давайте, дорогие коллеги, разбираться по порядку.

Что такое бизнес?

Бизнес, товарищи, — это дело. Человеком дела может быть студент или домохозяйка — я знаю пару-тройку таких деловых домохозяек, что и без доклада не войти. Деловым можно назвать гендиректора крупной корпорации, портниху-надомницу или повелителя мини-пекарни, выдающей на-гора каждые сутки сто пятьдесят пирожков с капустой.

XXI век на дворе. Сейчас все деловые.

Ладно, тогда второй вопрос. А чего по жизни нужно этому самому бизнесмену, уж если он такой деловой?

А нужно ему совсем немного, всего три вещи:

максимально возможная отдача от собственных усилий;

при минимальных затратах;

и в минимальные сроки.

Вот практически и всё. Полный список.

И да, чуть не забыл: вопросик третий. А что такое сегодня английский язык?

А вот английский — это наше всё. Это выход на бездонные мировые рынки. Это связи и возможности такого уровня и такого качества, о которых без языка не то что мечтать нельзя было, а нельзя было даже заподозрить, что такие в принципе существуют на свете.

В общем, бизнес и английский — две стороны одной медали. Бизнес без английского, как английский без бизнеса — нонсенс. Все равно, что невкусная шоколадка, несмешная комедия или убыточная фабрика.

Итак, овладевать английским надо. Это мы решили. Но только не абы как. Технологии XIX века нас, извините, не устраивают. Идти надо точно к цели. Самым коротким, легким и экономичным из путей. Иначе какие же из нас бизнесмены?

Вот теперь смотрим — методично, по-деловому — что же нам предлагает рынок. От чего, так сказать, плясать. И в какую сторону двигаться.

И что же он нам предлагает?

Пройдемся по базару, поспрашиваем, что есть. Открываем интернет и формулируем запрос, попроще да понаивнее: «выучить английский». Вот оно.

Слова.

Как выучить много слов.

Как выучить очень много слов.

Как выучить очень-очень много слов.

Сто слов в сутки методом ассоциаций.

Триста слов в сутки методом ассоциаций.

Впервые в России: рассекречена секретная методика ФСБ, позволяющая запоминать 500 слов в сутки (угу, вы угадали, методом ассоциаций).

Мировой рекорд наглости, дорогие друзья, установлен в русскоязычном интернете: некто в белом сулит вам 80 тысяч слов, ровно-ровнехонько. Нет, не в сутки, а за 15 минут. Ну да, методом ассоциаций.

И всё. О том, что делать с этими словами, каким таким манером их склеивать в предложения — т.е. о грамматике — молчок. Как о веревке в доме повешенного. Неприличная это тема, нехорошая, тяжелая. Презентконтиниусы какие-то занудные, а еще пастперфекты и прочие «ужасы нашего городка». Таблицу видали на 96 этажей? А правила на полторы страницы мелкого текста? Не то что учить, а вспоминать муторно. Школьные уроки английского у всех в памяти остались чем-то средним между пыточным застенком Ивана Грозного и сильнодействующим снотворным. Но главное — зачем этот кошмар вообще нужен? Можно ведь и без него, правда? Возьму да и выучу все названия животных, кухонной утвари, предметов одежды. И будет мне счастье!

И ведь средний потребитель действительно искренне и глубоко убежден, что заниматься в этом деле, кроме как словами, нечем. И вы знаете, этот добрый человек совершенно прав — в рамках своего личного опыта. Учить слова — задача ему понятная. А на слово «грамматика» у него устойчивый рефлекс: нечто душное, мертвое, гнетущее и бессмысленное из его детства. И он сделает все, чтобы в этот ад не попасть снова. Отлично помню учебу в родимом вузе. Пресловутые «тысячи» — так это называлось, вы ведь тоже их сдавали, дорогой читатель? Ну да, и нас, советских преподов английского, заставляли сдавать тысячи. Т.е. те же слова, списками.

Но в чем нас абсолютно не натренировали — так это в свободной быстрой автоматической речи. Этого навыка не давали! Иметь его не требовали! Советский человек должен был имитировать изучение иностранных языков, зубря слова. Даже выражение такое было, очень похвальное — «корпеть над словарями». А вот болтать свободно — этого еще не хватало! Того и гляди, секреты какие буржуям выдаст... И то, что сегодняшний рынок изучения английского данную модель повторяет чуть более, чем полностью, — факт очевидный и очень примечательный.

Кстати, читатель, а вы знаете, что такое RVU, или Ар-Ви-Ю?

Reduction of value of unachievable — «снижение ценности недостижимого». Эффект это такой психологический, очень простой и вам давно знакомый. Вот бегает парень за девчонкой, и всё несолоно хлебавши, а потом внезапно замечает: и ноги у его богини кривоватые, и нос бы ей не помешал чуть другой формы, да и времени отнимает, зараза, вагон... В общем, тьфу на нее. Басня Крылова «Лисица и виноград» в чистом виде. Чего мы не смогли, до чего не достали — то совершенно искренне кажется нам плохим. Говорят, мать-природа психику нашу так устроила. Клапанчик в ней предусмотрела предохранительный, чтоб нам в случае чего от досады не лопнуть.

Так вот, дорогие коллеги. Похоже, что вся эта всеобщая нелюбовь к грамматике, вся ненависть и презрение к ней народные — это чистейшее Ар-Ви-Ю.

Так в какую же нам сторону учиться? Как языком овладеть? Чему отдать приоритет? Слова зубрить или все-таки на правила нажимать?

Знаменитый Эдвард Сэпир, американский лингвист и антрополог, предложил модель, которая называется «The core language» — «ядровой язык».

Что это такое?

«Ребенок выучивает свой первый язык благодаря тому, что добивается полного им владения на учебном полигоне в двести слов».

Что-что? Каком таком полигоне?

Читаем дальше. Вот и коллега его, Бенджамен Уорф,пишет о каком-то «primal language» — первичном языке. «Если вы выучили две-три сотни слов нового языка, но при этом еще не говорите со скоростью пулемета — вы зря теряете время».

Так вот она какая, технология успеха: двести-триста слов, но как пулемет. Т.е. с натренированной до автоматизма грамматикой. И главное, все корифеи в один голос утверждают: именно с запоминанием новых слов в этом случае проблем не бывает в принципе! Первоначальные триста при таком подходе превращаются в три тысячи безболезненно, быстро, легко и сами собой.

А вот и великий Ноам Хомски: «На свете есть две модели изучения языков: модель мертвого слона и модель живого львенка. Одна из этих систем абсолютно нежизнеспособна».

Хм...

Модель дохлого слона — это вызубрить много слов, но не уметь их связывать, недоразобраться в грамматике, не довести ее до автоматизма — однозначный тупик. А правильный путь называется «живой львенок». Сотню слов знаешь — всё, уже язык. Небольшой, но полноценный. С временами, склонениями и всем прочим, что положено языку. Компетентность в грамматике абсолютная, при этом поначалу некоторая бедность словарного запаса. Но язык ожить должен! Заработать свободно! Должно появиться жгучее желание на нем болтать!

Да, попутно, вот вам и принцип «Учитесь как дети!». Если на новомодном продвинутом курсе английского вас заставляют скакать, петь и играть в ладушки, и всё это непрерывно хохоча, в режиме «мы бодры, веселы», но при этом занимаются с вами исключительно изучением слов — нет, ребята, это не «как дети». Это, дорогие мои, типичнейший дохлый слон. «Как дети» — это о другом. Это язык трехлетки: небольшой по объему (пока), слова простые — но при этом полнейшее ими владение. Как из пулемета.

И самое поразительное. Оказывается, дальше слова будут укладываться отлично без всякой зубрежки! Сами цепляться, просто прилипать!

Но только на язык. Когда он работает. Когда он живой.

Итак, никакие не слова.

Все-таки грамматика.

Но как же к ней, проклятой, подступиться? Перефразируем вопрос: как люди разговаривают? Как мы с вами грамматикой пользуемся в родном языке? Каким образом, начав фразу, решаем, на какое из времен, падежей или спряжений в данный конкретный момент переключаться? Наверное, закусив губу, мучительно выбираем подходящую строчку в многоэтажной таблице? Или восстанавливаем в памяти тот рассказ учительницы о совершенной форме второго склонения третьего спряжения предпрошедшего времени?

Ну, в иностранном да, как-то так. А в родном — ну что вы! У нас же всё на инстинктах. На внутреннем ощущении. Начинаем фразу, а потом в некий неуловимый миг, в очень верно выбранную долю секунды делаем натренированный миллионами повторений бездумный «щелк». И готово — перескочили с того времени на это!

Щелк! Сам собой выбрался нужный падеж.

Щелк! Готово склонение, выбрано спряжение.

Щелк! Мысль потекла по правильной дорожке…

Позвольте спросить, дорогой читатель: а отчего же такая огромная и страшная разница? Почему две столь поразительно разные картины? На русском «щелк», а на иностранном невразумительные правила и гнетущая таблица? Мозг-то вроде один и тот же, а?

Ну, как бы вам на это ответить… Помнится, был в нашем милом тоталитарном детстве грубоватый, но очень смешной анекдот. Чистит боевой комдив свой верный маузер и «Черного ворона» напевает, а его верный ординарец ему вопросы задает. То про Ленина, то про мировую революцию... Всё знает командир, всё ему легко. Под конец самый трудный, самый каверзный вопрос: «Василий Иваныч, а вот скажи, а почему люди руки моют, а ноги нет?» И сделал легендарный комдив умное лицо, и долго-долго смотрел на закат… А потом и говорит задумчиво: «Не знаю, Петька. Наверное, исторически так сложилось».

Итак, подводим итоги.

На иностранном мы, начав предложение, пытаемся выковыривать нужную форму из безумной кучи не то времен, не то спряжений каких-то… А на родном делаем «щелк».

И вот так вот оно, Петюня, исторически сложилось. И перейти с первой схемы на вторую никак нельзя.

А вдруг…

А вдруг можно?!!

Итак, грамматика — это...

Первое, что сильно бросается в глаза: прямой порядок слов. В русском «Бежала собака», а в английском только «Собака бежала». В русском часты реверсивные предложения типа «За столом сидели и пили самогон Василий Иваныч с Петькой». А в английском строго прямые: сначала «кто-то», а потом уже «делает что-то»... В этом отношении английский — это ровно тот язык, которым написаны наши прописи для первого класса: помните, «Мама мыла раму». И даже братан из уличной группировки в Южном Бронксе, читающий свой рэп посреди улицы прямо там же, где целый день играет в баскетбол, правила этого придерживается, потому что не придерживаться его невозможно технически.

Подлежащее плюс сказуемое.

А потом что?

Ну да, «утром ходит без штанов» какое-нибудь. В общем, глагол.

И вот тут... Делаем маленькое открытие. А глагол-то в принципе трех видов бывает. Нет, не сорока восьми. И не восьмидесяти. А ровно трех, вы не ослышались.

Вид первый называется «простые». Хватаем любой русский глагол, т.е. всё, что отвечает на великий и вечный вопрос «Что делать?». Работать, ходить, строить, бегать и тому подобное. Смотрим в словарь. То, что является переводом этого глагола — тоже глагол, причем не какой-нибудь, а именно простой.

Правил у простых глаголов целых два. Во-первых, буква S на конце, в третьем лице единственного числа, т.е. «Я хочу» будет “I want”, но вот «Вася хочет» — это “Vasya wantS”. Тут, знаете ли, память наша генетическая срабатывает, ведь это в точности наше дореволюционное «Его сиятельство почивать изволит-с».

Если же присутствует и второй глагол — «Вася хочет ЗНАТЬ» — он будет стоять в инфинитиве, в неопределенной форме, т.е. добавляется TO. Vasya wants TO know.

Два правила, S и TO, вроде немного. Бежим дальше.

Сan, may, must, will should, would. «Могу», «можно», «должен», «буду», «сто́ит» и «бы». Эти шесть красавцев знакомы нам по школе как «модальные», или, как их нередко называют в англоязычной литературе, strong verbs — сильные глаголы. Сильные эти — интересная штука. Специфические слова, которые сами по себе и смысла не имеют — что такое «можно», если не поставить второе слово?

Итак, сильные — парообразующие, их всегда ПАРА.

Должен знать.

Буду понимать.

Сто́ит купить.

Фраза с участием сильного — внезапно! — имеет совершенно иной вид, чем составленная из простых. Настолько иной, что это просто бросается в глаза.

Vasya must know! Вася должен знать!

Стоп, а как же фирменная вежливость с буквой S? «Изволит-с...» И где частица TO между глаголами? А их нет. Категорически запрещено данные правила к сильным применять. Въедливые исследователи давно раскопали, что can — это, несомненно, немецкое kann, must — немецкое muss... Вот они, следы бесчисленных вторжений на Альбион с материка всяких там викингов да норманнов. Эти шестеро, глаголы долженствования, ставятся на второй глагол без всяких соединялок. Другие они. И мы это крепко запомним.

И, наконец, особняком стоит третий вариант, третий вид глагола, который русскоязычным мозгом воспринимается как… его отсутствие. Герой ничего не делает, он «сам такой».

Петя хитер. Федя глуп.

Глагол там, тем не менее, все равно есть! И этот глагол — TO BE. «Быть». «Являться».

А что это вообще такое?

Да это же, грубо говоря, обычный математический знак равенства.

Вася = мой сосед. Vasya IS my neighbor. Вася ЕСТЬ мой сосед.

Отметим попутно, что и эта штука в русском была, но с веками сплыла. Аз есмь царь. Гой еси добры молодцы. Вот эти все «есмь», «есть» да «еси» — те же глаголы «быть», т.е. со знаком равенства.

Хорошо, тогда на что этот самый знак равенства ставится, на какие части речи? А на те, которые не перечислены в пунктах 1 и 2. Т.е. не на простые и не на сильные. На все остальные.

Тогда, извините, можно ли узнать, что там у нас осталось? Кто эти остальные? «Огласите, пожалуйста, весь список»...

А список там совсем не длинный. Остались:

— существительные;

— прилагательные обычные, классические (белый, горячий);

— прилагательные, оканчивающиеся на -ЩИЙ (делающий-спящий-пьющий) — грубо говоря, причастия настоящего времени. Почему это мы их в прилагательные записали? Да потому, что они и есть прилагательные, отвечают на вопрос «какой», хотя, конечно, и отглагольные. По-английски это всем известные ИНГи, вот кино было старое со Шварценеггером, «Running man» — ну конечно, бегущий человек...

— и, наконец, прилагательные, оканчивающиеся на –ННЫЙ (сделанный, арестованный, посланный). Ну, или сделан, арестован, послан, это уж как вам будет угодно по-русски их употребить. В английском их ласково называют третьими формами. Done — сделан, eaten — съеден, seen — виден... Причастия прошедшего времени, как официально представила бы их классу наша строгая педагогиня.

И вот что у нас выходит в сухом остатке. Есть герой. И у него глагол. И так всегда. И именно в указанном порядке.

Но вот глагольчик этот...

— либо простой (тогда думаем про S и TO);

— либо сильный (тогда «раз-раз», просто два слова кряду):

— либо «ТО ВЕ» — этот самый знак равенства, на который вешается все, что не простой и не сильный глагол. То есть:

а) существительные, б) прилагательные, в) прилагательные типа «делающий», г) прилагательные типа «сделанный».

Всё.

Да, кстати...

А ведь мы с вами, дорогой читатель, за последнюю минуту прошли половину вузовской программы английского. Дело в том, что сочетание глагола TO BE с ИНГовой конструкцией (т.е. «дедушка есть спящий») у нас назывался мудреным словом «Continious». А формулу TO BE + V3 величают не менее серьезно «Passive», он же страдательный залог (идея в том, что «он ЕСТЬ послан» означает совершенно однозначно «его послали», ну да, это страдательный, «не он, а его»).

И вот тогда — после того, как мы все это четко себе уяснили — жуткие таблицы с кошмарными правилами как-то сами собой исчезают. А на сцену выходит... алгоритм. Говоря серьезным научным языком, логическая трилемма (выбор из трех). Или, если угодно, электрический переключатель — знаете, есть такие рубильники, продаются в магазинах электротоваров, на три положения... Или можно схемочку нарисовать себе в виде паровозика. Или витязя на распутье. Да что угодно. Суть в том, что в точке бифуркации (сразу после подлежащего) не надо перебирать в голове тысячу правил. Надо легким натренированным движением сделать «щелк».

Давайте тренироваться.

Сказали мы нашего Иван Иваныча. Или Джона Перкинса. Или «я», «он», «мы»... В общем, подлежащее.

А дальше...

На периферии мозга, в самой дальней его клеточке, появляется какое-нибудь «хочет», «знает», «думает»... Глагольчик. Простой, разумеется, а какой же еще!

Щелк!

Знаем-знаем! На третье лицо — мгновенно букву S! Sam thinks! Сеня думает-с!

А иногда случается у простых, что глагол присутствует еще и второй: «хочет + знать», «любит + работать»... Тогда вдобавок к S еще и «ТО»! Долго думать в любом случае не требуется, всё натренировано, дорожка в голове накатана:

Sam wants TO understand! Сеня хочет-с понять!

Так, это были простые. Но что делать, если пришло в голову что-то из этих — «могу», «можно», «должен», «буду», «стоит» и «бы»? Помним, помним! Очень знакомая ситуация!

Щелк!

Сработала автоматика в голове. Спокойно делаем «раз-раз», без всяких там вежливых соединялок, какое-нибудь «Aunt Hillary must know» — «Тетя Хиля должна знать»!

А не угодно ли вот такой вариант: Гриша... мужик работящий! Или послан в командировку! Или, чего доброго, арестован! Или просто хитрый!

Ну, видно же за километр: это не глаголы. Даже третьи формы, которые нам подавались педагогами как «такая форма глаголов» — по сути, явно прилагательные. Отвечают на вопрос «какой?».

Щелк!

Готово, ставим «знак равенства», мысль спокойно потекла по дорожке TO BE.

Что же выходит? Одно из трех:

глагол простой;

глагол непростой;

и вовсе не глагол.

У вас есть кот обычный домашний, средней пушистости. Или же кот необычный, какой-нибудь британский вислоухий. Или... Или вовсе не кот. А, скажем, бурундук или птеродактиль. Покажите этот расклад любому математику, и он вам скажет: трилемма описывает все возможные случаи. Четвертой дорожки тут не требуется. Точка.

Тут же слышим возмущенные крики и еле успеваем увернуться от летящих в нас тапок. «Так это ж только настоящее время описано? И только повествовательные фразы? А как же всё остальное?»

Отвечаем: дальше там еще много всего интересного. И всё оно алгоритмизируется. Всё-всё-всё, до конца. Совершенно легко и очевидно, и до последней капли. Точно знаю, что многие из читателей на лету подхватили мысль, и уже сами способны изобразить такую же изящную переключалочку для будущего времени, прошедшего, вопросов, условных предложений...

Каждая мысль, которую мы пытаемся высказать — всего лишь мгновенный внутренний выбор. Переключалка. Рубильник в мозгу на два или три вполне фиксированных и исчерпывающих грамматическую ситуацию положения. Щелк. Щелк. Щелк.

И что же теперь?

А теперь — взять и отработать. Затренировать каждый из алгоритмов на специальном очень простеньком тренажере до полнейшего автоматизма. Погонять себя до образования рефлекса, как Иван Петрович Павлов собачек своих гонял. Работа непыльная. Знай себе, Тузик, нажимай носом на одну из трех пластмассовых кнопок и получай честно заработанные конфеты — только чур, нажимай все время правильно. Ах да, и кнопочки тоже не нужны. Щелкать алгоритмами можно и мысленно. Ведь каждый из нас сам себе Павлов, хотя в чем-то и его собака.

Академик, как известно, тратил на выработку стойкого рефлекса у лучшего друга человека в среднем час-полтора. Мы же, грешные, перестаем ошибаться минут через 15, реже 20. Мы как-никак приматы, это звучит гордо.

На выходе получаем рефлекс. Навык. Бессознательную компетенцию!

Поколения студентов шли к этой цели через «Лондониззекепителофгрейтбритин» и зубрежку, да так и сложили буйные головы. А тут — 20 минут на вбивание одного алгоритма глубоко в подсознание.

Вот вам и система. Цельная, внутренне непротиворечивая, на научных принципах основанная. И на сегодняшний день уже тысячи наших людей — в эмиграции и в оставации — именно так и овладели языком. Что лично меня очень радует.

В общем, как в народе говорится, that's the way the cookie crumbles, дорогой читатель.

А по-русски — вот такие пироги.

ДОСЬЕ

Юрий Дружбинский

Филолог, профессиональный переводчик, преподаватель. Родился в России, с 1993 г. проживает в Израиле. Выпускник Иерусалимского педагогического колледжа им. Давида Еллина и Монреальского университета McGill. Основатель и преподаватель международной online-школы SNAP English school. Автор курса «Английский на раз-два-три, или Алгоритмы вместо правил и таблиц», программ «Магия слов» и «Практический английский: чудо свободной речи», нескольких учебников-бестселлеров в России, а также ближнем и дальнем зарубежье.